Наш двор

На нашей улице Красноармейской всего 10 дворов и школа №88 им. Восьмого марта. Несмотря на малый разбег, улица соединяла завод им. Ильича и Красную площадь, которая в прошлом именовалась Соборной, а теперь это Площадь Независимости. Кроме того, наша улица была мостком между двумя важными частями столицы: старой крепостью и дворцом Романова, ставшим Дворцом пионеров. Здесь и проходило наше детство. В крепости мы играли, а во Дворце в нас раскрывали таланты. В свободное от занятий время мы старались разведать тайны царских апартаментов.

А двор наш был замечательный! Соседские ребята из других дворов дружили с нами, потому что у нас имелся бассейн!

Мы прыгали в воду со старой груши, плавали наперегонки, брызгались, попадая на прохожих, и визжали, и хохотали от души. А когда взрослые меняли воду, мы вовсю помогали чистить бассейн, т.к. на дне всегда находили что-нибудь интересное.

И ещё посреди двора росли три старые арчи с высокими жилистыми стволами и раскидистыми верхушками с плоской, а не колючей хвоей. На них можно было легко взбираться и прятаться во время игр, или когда не хотелось идти домой. А играли мы в « казаков-разбойников», в папанинцев, в прятки и пятнашки…

Когда лил дождь или выпадал снег, мы собирались у выхода со двора под крышей. Это было довольно широкое пространство, ограждённое от улицы железными высокими воротами, имевшими прочную металлическую дверь, на которой мы катались.

Во время войны эту удобную площадь превратили в двухкомнатное жилище для эвакуированных: тети Мани с тремя девочками и мужем. А ворота перенесли в конец двора, к тутовнику с вечно обрубленными ветками, которые забирали для шелкопрядов приезжавшие на грузовике рабочие шелководы.

Да и бассейн засыпали, так как рядом с ним пристроили себе квартиру очень вредные Титовы – их сырость пугала! А грушу они сохранили, втихую собирали урожай и продавали наши груши, лишая нас законной радости. Груша вскоре из-за отсутствия воды или от старости, а может, из солидарности с нами, ребятами, засохла, и её не стало для всех!

Наши игры перешли на улицу, на булыжную мостовую и кирпичный тротуар, где мы сражались в городки, классики, лапту, прыгали через верёвку или прыгалки - у кого что было. Машины ездили редко, а прохожие были, в основном, обитатели соседних дворов

В годы войны на нашей улице часто можно было видеть замечательных киноактёров, которые снимали квартиры в соседнем дворе. Здесь жили Николай Крючков, Марк Бернес, а в гости к ним частенько захаживал подвыпивший Пётр Алейников – все хорошо знакомые нам по много раз просмотренным фильмам. Во дворе напротив нашего квартировали лилипуты, артисты цирка, так как цирк тогда располагался на перекрестке улиц Дзержинского и Ленина, недалеко от нас. Ненадолго и в нашей квартире поселилась супружеская пара жонглёров. Они показали мне и мальчишкам, как крутить мяч на одном пальце. Получалось.

В нашем дворе проживало 12 семей. И все были на виду. Все про всех всё знали, У каждой квартиры - свой палисадник, засаженный любимыми цветами. У кого розы, у кого астры и хризантемы. У нас - большой куст сирени, разноцветная ночная красавица, фиалки и чайные розы. И, конечно, беседка, оплетённая хмелем. У каждого палисадника живая изгородь, а кое у кого штакетник и проволока.

Жили преимущественно на среднем достатке, выручали в беде, по праздникам обменивались пирогами, куличами. Но когда возникали споры – это надо было видеть и особенно слышать…

Чаще всех ссорились чахоточный дядя Вася и мудрый выпивоха дядя Миша: два сапожника в одном дворе, ну как поделить клиентуру… Ссорилась с соседями и тётя Настя. Её за глаза называли Унтером Пришибеевым. Всех сторожила и грозила наказать. А нас с Юрой почему–то жалела и водила на детские спектакли в театр Навои, где работала дежурной при правительственной ложе слева. Благодаря этим походам мы посмотрели и послушали почти все балеты и оперы. Это было прекрасно!

Самая тихая соседка – прачка, баба Марфа, великая труженица. Руки её загрубели настолько, что она запросто брала ими горящие угли и перекладывала их в чугунный утюг. Когда я, уже студентка 4 курса пединститута, крикнула ей через форточку потрясшую меня весть о смерти Сталина и заплакала, она сказала спокойно: «Чего ревёшь? Родной что ли кто умер? Умер и умер….» Своим равнодушием она озадачила и огорчила меня.

Всеобщим любимцем был огромный чёрный дог с белым, похожим на манишку, пятном на груди. Добродушный, величественный, он степенно прохаживался по двору и, чтобы никого не обидеть, наведывался ко всем по очереди.

Сколько жизней, событий, горестей и радости пережито в этом «ковчеге»!

Наш двор я покинула незадолго до землетрясения. Мне было 36, а снится он и сейчас – родной, тёплый!

На его месте вырос Институт искусствознания. Теперь это Академия художеств Узбекистана.