ПОЮЩАЯ ПЛАСТИКА СКУЛЬПТУР ЯКОВА ШАПИРО

С Яшей мы встретились у входа в подвал студенческого общежития во дворе Ташкентского Театрально-художественного института. Здесь он готовил свою дипломную работу – огромную  голову Бетховена  Я работала лаборантом на кафедре искусствознания, одновременно являясь студенткой-заочницей Ленинградского института живописи, графики,  скульптуры  и  архитектуры    им. И.Е.Репина. Для очередной курсовой работы подбирала тему, а В.Л.Лаковская посоветовала обратить внимание на  талантливого молодого скульптора.

С этой встречи началось наше многолетнее творческое содружество.  С блеском закончив институт, Яша сменил несколько раз мастерские, пока не выстроил  очень удобный двухэтажный коттедж с уютным внутренним двориком, где и жил с семьёй, и работал. А я много позже написала о нём не курсовую, а дипломную работу.   

Теперь его произведения – всемирно признанные шедевры.

Среди них мне особенно дороги «Ручеёк», «Там-там», «Машраб» – может быть, потому, что позже он занялся монументальной скульптурой, посвящённой М.Горькому, Х.Алимджану, Шота Руставели. Каждая из них  была и остается прекрасной данью великим людям. Но его станковая лирика раньше пленила моё воображение.

Нежная девушка, почти ещё девочка, склонившаяся над родником и пьющая с ладоней  такую же, как сама, чистейшую воду.  Изящная фигурка будто слегка дрожит от прохлады и вся сияет, освещенная ранним солнцем. Такому впечатлению способствует приём, найденный Шапиро и создающий импрессионистский эффект игры света. Тоненькое тело  девушки  он не сглаживает  по поверхности, а покрывает мягкими «пятачками», края которых, преломляя свет, оживляют фигурку, создают ощущение движения, трепетности.  Скульптура называется «Ручеёк». Теперь она стала ценнейшей частью экспозиции Государственного музея изобразительных искусств. Я не  раз  видела, как около неё надолго останавливаются  посетители.

А  другая великолепная скульптура «Там-там» заставляет  обходить её по кругу. Изящный, но мускулистый  негр, играющий на там-таме, зажатом между коленями, вытянул к инструменту напряжённые руки с тонкими чуткими пальцами, откинул назад голову и полузакрыл глаза. Он весь в музыке.

А при движении вокруг скульптуры можно заметить, как все изломы линий тела музыканта, меняясь, передают ритмы, которыми упивается исполнитель, увлекая  и нас своим мастерством. И мастерством своего создателя.

За долгие годы знакомства с Яковом Шапиро я с радостью встречала появление новых его творений. 

Однажды в мастерской у Яши  я познакомилась   с героем замечательного  комплекса на Площади Космонавтов.  Случайно мы с племянником Максимом заглянули в мастерскую Яши  на огонёк.  Открыв дверь, он засмеялся и сказал: «Ну, вам повезло! У меня гостит Володя Джанибеков. Заходите, заходите,  понакомитесь!» Зашли, познакомились. Перед нами стоял выше среднего роста, крепко сложенный, очень русский, красивый человек с правильными чертами лица, с русыми волосами и светлыми глазами, с доброжелательной улыбкой и внимательным взглядом. Разговорившись, я напомнила ему о его первой учительнице Любови Семеновне Романенко, у которой он учился с  первого по четвертый класс. Засмеявшись, он признался, что при встрече с учителями в  школе№50  он не сразу обратил на нее внимание, потому что  знал ее как Белавину, а не как Романенко. Исправляя ошибку, признался, что многому у нее научился за те четыре года и навсегда благодарен ей. Я  с удовольствием сообщила, что мы с ней много лет дружим.

Яша, вступив в наш разговор, сказал, что, бывая в Ташкенте, Володя всегда останавливается у него, так как здесь ему хорошо работается над своими картинами. Владимир Александрович пригласил посмотреть свою космическую живопись. Картины стояли в глубине огромной мастерской. Около них уже бродил Максим.

Мы с Владимиром Александровичем двинулись от одного полотна к другому. Это были космические пейзажи необыкновенной расцветки. Стоя рядом с настоящим космонавтом в окружении его картин, я была взволнована и почти ощутила дыхание космоса, идущее от живописи.  На одной из картин три космонавта, идущие к космическому аппарату, мне  показались несколько уплощенными и, когда я осмелилась сказать об этом Владимиру Александровичу, он объяснил: «Я так  их вижу!» Закончилось наше первое свидание общим чаепитием. Второй раз мне довелось встретиться с великим космонавтом там же, когда он уже был в чине генерала, и приветствовал он меня, как давнюю знакомую. Он был огорчен происходящими в стране переменами.

Якову Шапиро, несомненно, удалось передать живые черты Джанибекова, его естественное величие и при этом – простоту и доброту общения.

А с Яшей наше знакомство всегда сопровождалось рассматриванием его новых работ, он с интересом прислушивался к моим впечатлениям от них. А впечатления всегда были разнообразны и удивительны. И его композиция, сделанная для Бухары – Насреддин на ослике, – и небольшого размера, но выглядевшая монументально фигура национального борца-силача, и величественная скульптура Шота Руставели, и многие другие прекрасные произведения большого мастера... Хоть сам Яков Шапиро не велик ростом, но  хорош собой, мускулист, крепко сложен.  Работа над скульптурой требует от ваятеля гигантских сил.