НА УЛИЦЕ ДОСТОЕВСКОГО В ТАШКЕНТЕ

В Ташкенте, возле улицы Пушкина, переименованной в марте 2008 года в  «Мустакиллик» («Независимость»), пока ещё сохраняются на табличках давние названия, несущие имена великих русских классиков – Тургенева и Достоевского. В доме 54 по улице Достоевского с незапамятных времён, лет сто назад, проживала знаменитая семья священника Арсения Спасского. Одна из его дочерей, Александра Арсеньевна Трофимовская, с мужем Сергеем Александровичем после многолетних скитаний по частным квартирам вернулась в отцовский дом, где тогда уже жила её старшая сестра, Мария Арсеньевна  Спасская.

Все обитатели этого скромного, но исключительно приветливого, гостеприимного зелёного рая с тремя жилыми домиками отличались той неизбывной русской интеллигентностью, которая сберегла и для нашего переменчивого времени культуру русского языка, радость общения и любовь к миру    искусства. Если кто-то, прочтя эти строки, с сомнением качнёт отрицательно головой, а не выкрикнет возмущённо: «Враньё!»,  значит, и он причастен к этой  узбекистанской  русскости, которая исконно, исподволь сохранилась и живёт, спасая нас от крушения…

Александра Арсеньевна более сорока лет  проработала  в школе №2  имени Крылова, что была напротив парка ОДО (недалеко от дома Керенских). Сначала преподавала математику, а позже вела начальные классы. В её трудовой книжке  единственная запись – о поступлении на работу и увольнении в связи с выходом на пенсию в звании Заслуженного учителя Республики Узбекистан.

Сочетая доброту и настойчивую требовательность без  понукания, она увлекала своих учеников собственной любовью к познанию нового и искренним желанием с ними этим  поделиться. По признанию повзрослевших выпущенных ею в жизнь замечательных людей, (Маргарита Терехова – народная артистка СССР, Елена Редлин – преподаватель фортепиано в школе им.Успенского, Валентин Хорошхин – проректор ТТХИ им.Островского, – да их всех не перечесть!) это было, как сказали бы сегодня, круто, то есть захватывающе.  

Мне довелось не только быть с ней хоть в дальнем, но родстве (по её мужу, дяде Серёже), но и около двадцати лет прожить с ними, особенно с ней, с 1964 года до её кончины в 1982 году, заменив, как она говорила, отсутствующих у них детей.

Жили мы замечательно, понимая, кому из нас когда и что надо или не надо. Нам хватало наклона головы, чтобы обменяться впечатлением и оценить обстановку, иногда весьма щекотливую. А как весело мы праздновали дни рождения и праздники с розыгрышами и разными представлениями, в которые включались все от мала до велика! Моя мама даже немного ревновала, но охотно во всём участвовала. А брат Юра всегда ставил нам в пример её мудрую способность выслушивать и не спешить с советами, пока не попросят.

Многолетняя традиция собираться по средам на преферанс закрепилась, но по иному поводу: милые друзья хозяев дома устраивались у телевизора с крошечным экраном, к которому позже  приспособили увеличитель в виде заполненной  водой линзы. Это знаменательное событие было поводом для праздничного чаепития с непременной «мазуркой» – её по-особому готовил сам дядя Серёжа!

Сегодня и трогательно, и смешно вспоминать   этот «каменный век», но как тогда мы радовались  достижениям техники и возможности проникать в иные миры. А главное – быть вместе, делиться впечатлениями!

Разнообразие впечатлений дарили ожидаемые или неожиданные гости из разных мест. Среди них были и прежние ученики  тёти Шуреньки (муж называл её Марджой). Они собирались классом или поодиночке появлялись в день её рождения и 1 сентября с цветами, вкусностями и затеями. Чаще и систематичней других бывали  Елена Редлин и её мама Татьяна Анатольевна. Их неиссякаемый энтузиазм – результат памяти о школьном опыте любимой учительницы.  Обе – замечательные преподаватели музыки. А Елена ещё  певица и композитор.

Однажды  мы были взволнованы приездом одной из учениц Александры Арсеньевны – талантливейшей   Маргариты Тереховой. Она не нуждалась в  провожатых: и адрес знала, и дорогу не забыла, несмотря на долгое отсутствие в Ташкенте. Да и её мама много лет переписывалась с Александрой Арсеньевной, делясь  всеми  перепетиями их нелёгкой жизни в Москве и тоскуя по Ташкенту.  Приезжая в Москву, я иногда навещала их, чтобы передать ташкентские вкусности и письмо. С Маргаритой Тереховой не приходилось встречаться: она бывала или в отъезде, или на репетиции. А с дочкой  Анечкой, тогда маленькой прелестной девочкой,  мы познакомились и очень мило общались.

Встреча на Достоевской была радостной, тёплой. Я хлопотала о чае, стараясь не мешать их сокровенной беседе после долгой разлуки. И ещё была смущена  её беглым резким отзывом о Сергее Юрском и Наталье Теняковой, недавно переехавших из Ленинграда и принятых в театр Моссовета, где играла Маргарита. Что-то там не сложилось с репертуаром и ролями…  Но рядом с Александрой Арсеньевной говорить об этом мне не хотелось.

Дело ещё в том, что за тем же столом, где мы  пили чай с московскими конфетами, привезёнными великолепной Тереховой, сосем недавно у нас в гостях сидели Сергей Юрский и Михаил Данилов, приехавшие  с БДТ в  Ташкент  на  гастроли…

Получилось тогда некоторое недоразумение с приготовленным  мною  угощением для дорогих гостей, обещавших обязательно быть к обеду.

Но освободились они лишь к ужину и, дожидаясь их, все вкусности и сюрпризы несколько перестоялись и поблёкли.

Зато к появлению знатных и дорогих гостей к нашему большому столу успели присоединиться те, кто сетовал, что днём прийти не смогут. Все очень хотели  повидаться с любимыми ленинградцами, которых знали по фильмам и увиденным спектаклям  БДТ. И  вот знакомство состоялось.

После лёгких извинений с обеих сторон, обмена впечатлениями о Ташкенте и проходящих гастролях все расселись за столом и приступили к обновлённой трапезе и непринуждённому общению.

Я обратила внимание на живой интерес гостей к своеобразной манере поведения нашего родственника из Ашхабада, Виктора Александровича Трофимовского, старшего брата дяди Серёжи и бывшего мужа сестры моей мамы. Его всегда изысканная причёска, покрытые бесцветным лаком отточённые ногти, бантик в крапинку,  белая рубашка с приподнятым воротником,   несколько жеманные жесты привлекли внимание артистов. Он и у родных вызывал всегда снисходительно-уважительное отношение.

Являясь известным в Туркмении животноводом и профессором сельскохозяйственного института, он как бы нёс особый крест интеллигентности в сложившихся  жизненных обстоятельствах. Актёрское чутьё гостей выделило его среди нас. Позже Сергей Юрьевич расспросил меня о нём, а шутник Данилов  очень точно спародировал эту манеру, но без насмешки, а с интересом к своеобразию.

На радость собравшимся, мои ленинградские друзья не торопились и, от застолья перейдя в наш благоухающий розами садик, с почтением общались и с тётей Шуренькой, и с моей мамой, и с Надеждой Николаевной Грызловой. Они были приятно польщены   тем, что мои близкие знали их роли в театре и кино и интересно судили о них.

По признанию Сергея Юрьевича, они с Михаилом Даниловым не раз вспоминали в Ленинграде  наш тёплый приём и тех, с кем познакомились.

Поскольку летний день смеркался, а до гостиницы «Россия» было неблизко, пришлось прощаться. Да и обещанная мне для них машина уже ждала дорогих гостей.

Так случилось, что отбывавшему воинскую  службу в наших краях сыну Зинаиды Максимовны Шарко и пасынку С.Юрского Ивану Владимирову надо было с недельку побыть в Ташкенте. Я с удовольствием предложила ему пожить в  нашем скромном «раю», дожидаясь приезда его мамы, великолепной актрисы БДТ.

Мы были знакомы с того счастливого времени, когда я работала над своим дипломом о театральных художниках в  спектаклях Г.А.Товстоногова по русской классике и посещала эти спектакли по нескольку раз, присутствовала  на репетициях, встречалась с такими мастерами-сценографами, как Кочергин, Лихницкая, Левенталь  и, конечно, невольно общалась с актёрами, великими актёрами этого великого театра.  Незабываемая радость! Там и сложились доверительные,  почти дружеские отношения с  семьёй С.Ю. Юрского.

Иван, высоченный красавец, на вопрос, не собирается ли он идти в актёры, ответил, что с театром связан накрепко, но любит шить наряды, видимо, потому что детство провёл в костюмерных, пока родители репетировали или играли в спектаклях. С приехавшей за ним Зинаидой Максимовной мы посидели за чаем в садике, пока Иван собирался в дорогу.

А как не вспомнить, что в нашем жилище на Достоевской ненадолго останавливался тогда только приобретавший известность Юрий Антонов. Он, уроженец Ташкента, став ленинградцем, несколько утратил ташкентские связи и приехал восстановить их, встретиться с прежними друзьями и выступить с концертом. 

В Ленинграде он   невольно  стал  причиной  моего  знакомства с его замечательной подругой, Еленой Бахметьевой, тонким  и глубоким знатоком русской и зарубежной классической литературы. До сих пор храню подаренные ею «в память о летних встречах» журнал «Театр» и альбом репродукций Чюрлёниса.

Мне посчастливилось, что время  весенне-летней сессии  в  Ленинградской Академии художеств – «Репинке» – совпало с гастролями театра «Современник», и я совмещала экзамены с походами в театр. В тот вечер, примчавшись почти к началу, надеялась на лишний билетик, и он оказался как раз у Леночки, так как Юра почему-то не смог прийти на спектакль, и она осталась с его билетом. Из многих кинувшихся к Лене она выбрала меня, и мы потом не раз в белые ночи выстаивали очередь за билетами в ожидании переклички и прекрасно коротали время в интереснейших беседах обо всём на свете. Так и подружились.

Она жила напротив  Ленинградского института театра и кино, в котором тогда выпускной курс Г.А.Товстоногова представлял удивительнейший по тем временам спектакль – «Зримая песня». Мы  чудом попали на закрытые и открытые показы.

При встрече у неё дома с Юрой она просила меня выслушать его стихи, которые он и читал, и пел с удивляющей искренностью и захватывающей увлечённостью. Ко мне он заехал с письмом от Лены, где она просила приютить его на несколько дней.

И сейчас возникает в памяти последняя ташкентская встреча с ним. На второй или третий день  с  утра он сообщил, что ему пора ехать, осталась только пара встреч. Распрощались.

Но в полдень в сквере по дороге к курантам я увидела со спины  его небольшую фигурку с гитарой на ремне через плечо и соломенной широкополой шляпой, спущенной на спину, – такой  путешествующий бард, лёгкий и беспечный.

Больше наши пути не пересекались.

Следуя сложившимся традициям и в родном доме, и у тети Шуреньки, я тоже принимала и друзей, и своих студентов по разным поводам. Однажды явились ко мне, чтобы отметить очень успешную защиту диплома – постановку «Вестсайдской истории», – выпускники ТТХИ им. Островского  Саша Кузин, Миша Корыцев, Лариса Михайлова, Гена и Алёша  Пачесы, Лола Ходжаева – все теперь прекрасные актёры,  некоторые – режиссёры, такое театральное братство. В тот вечер мы постоянно возвращались к прошедшему спектаклю, к тем неожиданностям и удачам каждого из участников, что случались и во время репетиций, и на сдаче. И, конечно, много пели. Миша Корыцев запел грузинскую песню, и все подхватили, как делали неоднократно. Это было так прекрасно, что я  всплакнула. Мы обняли друг друга за плечи и  приумолкли, потому что у всех защемило сердце. Моя мама, грузинка, и тётя Шуренька тоже были растроганы. Незабываемый вечер!

А сколько радости было у них, когда по моему приглашению С.Юрский дал им свой мастер-класс, рассказав и показав, как важен жест и расположение в пространстве сцены.  А они показывали ему, что и как умеют.  Потом мы все вместе сфотографировались возле института. Память оказалась очень долгой, и не только из-за фотоснимка. 

Решив поздравить Юрского с днём рождения, мы с ребятами записали на  магнитофон небольшую программку из стихов, шуточных поздравлений и, конечно, грузинских песен под впечатлением от спектакля  «Я, бабушка, Илико и Илларион», где великолепно играли стариков Копелян и Юрский. В письме ко мне Сергей Юрьевич писал, что был глубоко тронут таким поздравлением, особенно песнями Грузии…

На улице Достоевского состоялась ещё одна знаменательная встреча. 

Однажды наш сосед Реня Лупиан, доцент Ирригационного института, привёл ко мне старшую дочь от первого брака – большеглазую  светлокудрую  тоненькую  Ларису, и попросил подготовить её к поступлению в ТТХИ им. А.Н.Островского на актёрский факультет.

Мы с ней  как-то сразу пришлись друг другу по душе – и началось чудо. Она легко находила нужную интонацию для выражения авторского смысла и общего настроения, и несла это мне, пока единственному зрителю. После недолгих поисков движений, выразительности пауз, всё обретало  слаженность образа и вызывало у нас обеих волнующую радость. После прослушивания  в институте ко мне обратился милейший   Марк Аронович Рубинштейн с настойчивым утверждением, что этой девочке не здесь  надо поступать, а срочно ехать в Москву или Ленинград. После недолгих уговоров её мама согласилась рискнуть. В Ленинграде, выдержав огромный конкурс, она стала студенткой, а потом и актрисой театра Ленсовета, достойной  ученицей    самого режиссёра  И.Владимирова, и позже вышла замуж за однокурсника Михаила Боярского.

Вынашивая и сына, и доченьку, она приезжала к отцу и навещала меня, а недавно побывала у меня снова,  когда навещала заболевшего неизлечимо и вскоре скончавшегося любимого отца. Добрая ему память…  

Улица Достоевского, 54, низкий тебе поклон.