Предыстория рождения
музея С.Есенина
I
1. «Я более всего
весну люблю...»
Весенний ливень
среди ночи взялся отмывать крыши, окна и мостовые, и к утру Ташкент блестел,
переливаясь в солнечных лучах и лучиках, готовый к чудесам и приключениям.
Веселее катился транспорт, пассажиры не толкались, пешеходы почти порхали по
чистеньким тротуарам, и начальники не косились на опоздавших – таковых в этот
день не было.
1977 год.
Ближе к
обеденному перерыву в
учебно-методический кабинет Министерства культуры Узбекистана смущенно,
но решительно вошел невысокий круглоплечий, круглолицый, с белозубой улыбкой
паренек, и я сразу поняла, что сейчас произойдет что-то невероятное: Валюша
просто так не появляется после долгого отсутствия. Он обычно предваряет приход
телефонным звонком. А тут вот он – и сияет, как промытый ливнем светофор.
– Здрасьте! Вы скоро
освободитесь?
– А что?
– Тут недалеко.
Можно быстро вернуться, но едва ли.
– Да что случилось?
– Идемте, не
пожалеете!
Поняв, что
ничего более вразумительного от него не добьюсь,
отпрашиваюсь у заведующей методкабинетом, А.А. Жильцовой, пообещав все подробно
доложить и не задерживаться. Устремляюсь за Валентином Артишевским, своим
бывшим учеником, который на ходу деловито объясняет, что раз я люблю Сергея
Есенина, необходимо безотлагательно, сейчас же пойти и посмотреть выставку.
– Такой парень!
Такие картины! Есенинские! А как стихи читает!
Летим, влетаем в
полутемный зал, в котором какое-то голубоватое поблескивание и просветы. У
лестницы, вытянувшись в кресле, полулежит бородатый непонятного возраста
человек.
– Это он. Художник!
– тихо говорит Валентин.
Но я, уже
заглядевшись на картины, пошла вдоль стен, увешанных ими. Кто-то зажег свет.
Видны несовершенства картин и в композиции, и в рисунке, но оторваться
невозможно, что-то завораживающе-притягательное в сине-голубых,
коричневато-золотистых переливах, в реалистически-фантастических картинах
природы. Вроде декоративное, плоское изображение, но проступает глубина.
Холодноватые тона, но сквозь них пробивается теплота и не отпускает.
– Нравится?
Оглядываюсь на
голос. Бородач выше среднего роста застенчиво, выжидательно улыбается и
напряженно глядит прожигающе черными глазами. И тут же начинает произносить
строчки есенинских стихов. Это названия картин. Увлекательно находить
соответствия. Иногда не совпадают слово и изображение. Слегка наклонив голову,
он слушает мое несогласие.
– Может быть… Нет,
вы вслушайтесь. Я же про другое.
– Да как вас зовут?
– Вадим Николюк.
Мы с Валентином
просим его почитать не строчки, а стихи.
Несказанное, синее,
нежное,
Тих мой край после
бурь, после гроз…
Совсем как сегодня
утром…
На работу
возвращаться поздно, и снова дождь пошел, но легкий и недолгий.
Не торопясь, втроем
идем к остановке – ехать в одну сторону.
Разговор зашел о возможности создать музей Есенина. Есть люди, есть картины,
которые Вадиму приходится перетаскивать с выставки на выставку или хранить
дома. Есть скульптор И.Г. Онищенко, автор
скульптурного портрета Есенина. Он и приобщил Вадима к есенинскому
слову. И вот уже несколько лет художник занят поиском возможности словесные
краски перенести на холст. Пишет главным образом темперой, иногда акварелью,
редко маслом. На холсте, картоне. Все это так захватывающе искренне и
неожиданно близко. А в голове варианты возможного решения замечательного
замысла – создать музей любимого поэта, да еще вместе с таким удивительным
человеком. Будто ночной ливень смыл налет вынужденной министерской нуды и
подготовил меня к этой встрече. Валентин хохочет белозубо:
– Вы же сможете, я
знаю! Сможете? Я уже ходил с письмом к Солдатенкову, но пока ничего. Да и отец
сильно болеет. Эх! Забыл маме позвонить!
Я сошла через три
остановки, чтобы пересесть на юнусабадский транспорт, а мои попутчики поехали
дальше. Они ровесники – им по тридцать лет.
Мне же осталась
задачка-заноза: может, и вправду получится?..
А душа моя – поле
безбрежное -
Дышит
запахом меда и роз…
Комментариев нет:
Отправить комментарий