5. «Молюсь дымящейся земле
О невозвратных и далёких…»
Оставив тяжело больную маму на попечение занятого брата и
друзей, еду в отпуск в Москву. В экскурсионном бюро в Москве, узнав о наших
попытках сделать музей Есенина в Ташкенте, подробно расспросили о малоизвестном
периоде есенинской жизни, успевая за
мной что-то записывать, и пригласили в
Константиново – бесплатно, что было для меня немаловажным.
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Взвенивает лес.
Еду к Есенину. В пол-уха слушаю экскурсовода и гляжу – не
нагляжусь на Русь. Этой дорогой и пешком, и на перекладных ходил он к отцу в
Москву. В душе моей смятение уступает место какой-то тревожной радости и вере –
всё будет хорошо!
Директор заповедника в Константиново Астахов встретил очень
приветливо. Всё показал, устроил в общежитие, позволил работать в фондах. Брожу
по саду, трогаю исписанные посетителями бревенчатые стены сарая. Изба, где он
жил, сгорела. В новой избе Есенин не бывал, она выстроена после его кончины. Но
многие вещи те же. И печка – «верблюд кирпичный», та же. Само Константиново,
церковь, луга и спуски к Оке, крестьянские избы, лужи с валяющимися в них
свиньями – всё окутано травным ароматом, тишиной. Звучат в уме есенинские
строки:
Изба-старуха челюстью порога
Жуёт пахучий мякиш тишины…
В фондах показали мне оставленные Вадимом Николюком пейзажи.
Ташкентские лучше… Посмертная маска поэта с выражением неожиданной обиды на
лице и вмятиной над бровью причинила мне физическую боль. Я даже заболела и
целый день никуда не выходила.
Провожая меня, сотрудники подарили для будущего музея
буклеты, наборы фотографий, приглашали приезжать.
С
этим я и вернулась в Ташкент.
Комментариев нет:
Отправить комментарий