ЛЁГКИЕ СЛЁЗЫ ВОСТОРГА

Очарованная макомом Навои

Она неожиданно замерла среди бегущей, шумливой, озабоченной  ярмарочной толпы. Всё вокруг перестало быть. Только откуда-то лилась мягкая, печальная и полная любви и ожидания мелодия. Она то возносилась высоко в небо под легкий ритмический аккомпанемент, то звучала призывно, моляще, сжимая сердце сладкой тревогой ожидания чего-то непостижимо прекрасного. Все существо девушки вслушивалось в эту мелодию, а музыка волшебствовала, сотворяя в ней новый мир, обещая и радость, и печаль, даря впервые испытываемое незнакомое прежде чувство. Слезы хлынули из глаз, когда затихнув, умолкла музыка.

– Ты что ревёшь? Кто тебя обидел? – спросил отец.

– Музыка. Откуда она? – спросила девушка, возвращаясь в мир. – Ты слышал?

Оказалось, посреди праздничной толпы стояли три музыканта в узбекском одеянии. Подойдя к ним, девушка смущенно задала вопрос, что сейчас звучало.

– Маком Навои. Это как молитва.

– Спасибо. Никогда не слышала такой красоты.

– И вам спасибо, – ответил музыкант, – не все так могут чувствовать.

Отец обратился к музыкантам:

– А что это за инструменты?

– Най, дутар и дойра.

Навсегда осталось в девушке желание слушать макомы, так поразившие её.

В Греческом зале

Возле Венеры Милосской стояла и заливалась слезами  женщина лет тридцати.

Милиционер, дежуривший  у бокового входа в музей  изящных искусств им А.С.Пушкина,  подошёл к ней  и сочувственно спросил:

– Что случилось? Вы что-то потеряли?

– Нет, – смущённо ответила она, – скорее, нашла. Я читала, что она совершенство, репродукции видела,  но что она так беззащитно  прекрасна, не понимала. Как хорошо, что вы Её охраняете! А мои  слёзы от счастья,  от восторга. Лёгкие слёзы. Извините. Я ещё постою с ней и пойду дальше.

Страж,  удивлённо пожав плечами, вернулся на место.  А когда женщина, уходя в глубину зала, оглянулась, то заметила, как он вернулся к Венере и стал рассматривать её, возможно, в первый раз.

Взволнованная  женщина чуть не расплакалась снова…

Свидание с Ван Клиберном

Во время зимних каникул в Колодинской школе-интернате, где я оказалась по воле судьбы, после долгого перерыва мне удалось выбраться в Москву.

Посетив несколько выставок, у театральной кассы я прочла объявление о концерте Ван Клиберна. Спросив, нет ли билета, я с радостью услышала, что остался последний.

Попав в зал и найдя свое место, я поняла, что сижу, как любила всегда сидеть на фортепианных концертах, имея возможность видеть руки исполнителя. В программе стоял Первый концерт П.И.Чайковского для фортепиано с оркестром, который я уже слышала по радио в исполнении прекрасного  молодого американского пианиста. А появление самого музыканта на сцене доставило мне двойную радость. Стройный, изящный, в строгой концертной одежде, он своей прекрасной головой, украшенной светлыми вьющимися волосами, напоминал   юного С.Есенина,

Стоя возле рояля, он явно смутился  от бурной реакции зала, которая будто бы мешала ему, выбивая  из настроенности на игру. Поклонился и стремительно сел к роялю. Ведущий объявил первый номер программы, и пианист-виртуоз начал своё волшебство.

Звуки лились так пленительно, что отступало всё окружавшее меня. Руки с тонкими длинными пальцами извлекали музыку Чайковского и других русских композиторов, наполняя её молодой энергией волнующих чувств…

Закончив программу, Ван Клиберн встал для заключительного поклона, но публика его не отпускала, и я в том числе.

Вдруг он сам объявил: «Подмосковные вечера» – и жестом пригласил зал поддержать его. Это было так искренне, по-мальчишечьи озорно и увлекательно, что оставило надолго  доброе впечатление. После концерта с лица ещё долго не сходила улыбка радости от встречи с маэстро, а ладони  горели от неудержимых восторженных аплодисментов. Сожалела только о том, что пришла к нему без цветов, которых, правда, и без  того было – море.